Когда Бумеры Должны Увеличить
На четвертый день весенних каникул президент нашего университета объявляет, что никто не должен возвращаться в кампус. В нашем штате зарегистрировано два случая заболевания Covid-19. Все занятия будут проходить в режиме онлайн. Вскоре после этого члены гуманитарного факультета получают электронное письмо от нашего декана, в котором говорится, что “разработка качественного онлайн-курса занимает не менее двух лет.” У нас есть 12 дней. Я чувствую себя бегуном с приличным временем на дистанции 800 метров, чей тренер говорит: "Ты все равно пойдешь на беговую встречу, но мы переключили тебя на прыжки с шестом!"
Декан ободряюще отмечает, что Исаак Ньютон сделал свою лучшую работу, когда Кембриджский университет закрылся во время чумы.
•
Каждую весну я преподаю литературу о себе, класс по чтению и письму от первого лица, 12 студентам Йельского университета, выбранным из 100 или около того. Количество претендентов не имеет никакого отношения к моим навыкам инструктора. Ключевое слово-” сам", которое неотразимо для 20-летних. Если бы мой класс назывался "писать о Вселенной", вряд ли кто-то стал бы подавать заявку.
Каждый год я заполняю регистраторскую форму запроса педагогических потребностей, оставляя незамеченными 14 из 15 ящиков “технологические потребности”. (Нет, мне не нужна умная доска. Нет, мне не нужен цифровой проектор. Нет, мне не нужен Blu-ray плеер.) Единственное поле, которое я проверяю “ - " другое."Я объясняю, что поскольку класс требует близости, моя единственная педагогическая потребность-это круглый стол в самой маленькой комнате. Я добавляю: "те дискуссии, которые у нас есть, не работают хорошо, когда студенты слишком далеко друг от друга.”
Я всегда надеюсь, что нас поселят в Линсли-Читтенден 212, крошечной комнатке в псевдоготическом зале, построенном в 1907 году. В те годы, когда писательству о себе—или ВАО, как мы с моими учениками называем его, - отводилась большая комната, мы каждую неделю убирали центральные листы большого овального стола, переносили их в дальний угол комнаты и заменяли в конце урока: полная противоположность социальному дистанцированию.
В течение оставшейся части весеннего семестра будет проведено пять занятий ВАО, каждые 2 часа и 50 минут; 18 часовых конференций, на которых мои студенты и я будем редактировать их работу вместе; 12 получасовых конференций, на которых мы будем говорить об их общих достижениях; 8 часовых конференций с моими консультантами в письменной концентрации; 5 получасовых конференций с другими моими консультантами; и пока неизвестное количество дополнительных встреч со студентами и преподавателями. Все будет вестись с помощью зума.
Я никогда не пользовался зумом. У меня было достаточно проблем с тем, чтобы понять, как использовать мой новый BlackBerry (сам по себе анахронизм), который заменил мой старый BlackBerry, который не поддерживал ни Android, ни iOS-приложения, что означало, что я был единственным человеком, которого я знал, который не мог вызвать Lyft, что означало, что всякий раз, когда мне нужно было прокатиться, я должен был попросить своих студентов зарезервировать один и вручить им небольшую пачку долларовых купюр. На данный момент мой новый BlackBerry отправляет, но отказывается получать сообщения. Он издает маленькие гудки в любое время суток, чтобы предупредить меня о различных вещах, которые я называю “вещами”, потому что я понятия не имею, что это такое.
Это не сулит ничего хорошего.
•
Я записываюсь на онлайн-урок масштабирования, который преподают сотрудники Университета образовательных технологий.
Нашего учителя Зума зовут Брайан. Я ожидаю, что он будет говорить из высокотехнологичного офиса, но, конечно же, он этого не делает. Брайан обращается к нам из своей спальни, где есть впечатляющая коллекция пластинок, футляр для электрогитары, полная корзина для мусора, миска с кормом для домашних животных и кровать, одеяло на которой слегка скошено. У него борода и такой успокаивающий голос, что кажется, будто он рассказывает сказку на ночь. Это именно то, что нам нужно. Другие преподаватели, которые ведут занятия—я вижу их маленькие головы, некоторые из них седые, выстроенные в вертикальную колонну справа от моего экрана-вероятно, так же напуганы, как и я.
Брайан-отличный учитель. Он показывает нам, как войти на страницу масштабирования университета и спокойно ведет нас через тайны галереи против просмотра динамиков, видео Spotlight, отключения и включения микрофона, чата, совместного использования экрана, белой доски и секционных комнат. Я слышал, что увеличенные изображения описываются как "квадраты", но теперь я вижу, что это горизонтальные прямоугольники, каждый из которых населен лицом. Помимо нас, настоящих студентов, у Брайана есть еще четыре притворных студента, по одному на каждый прямоугольник. Двое из них, Клэр и Тимберли, чьи имена отображаются под ними белым цветом, являются коллегами по учебным технологиям. Они машут нам руками. Остальные двое-Барри, маленький синий плюшевый мишка, и йода, который связан крючком,—не машут.
Когда Брайан попадает в секционные комнаты, он объясняет, что это способ разделить собрание на более мелкие группы. Он демонстрирует это, поместив Клэр и Йоду в одну комнату для отдыха, а Тимберли и Барри-в другую.
Я строчу четыре страницы заметок, так как не знаю, как масштабировать и печатать на своем ноутбуке одновременно. (Позже я узнаю, что я мог бы установить окно масштабирования бок о бок с окном для заметок, как мотоцикл с коляской.) Девяносто процентов моих записей неразборчивы. Единственная строка, которую я могу прочитать полностью, - это “когда все будет сделано, нажмите кнопку Завершить собрание для всех, а не просто покинуть собрание!”
В интернете есть записанная версия урока Брайана. Я смотрю его снова. И еще раз. Барри и йода выглядят безмятежно. Они узнали все это на первом же круге.
•
За исключением, возможно, Капитолийского холма, нет места более терпимого к бум, чем Академия. Вместо того чтобы в 65 лет незаметно провожать нас к двери или заставлять красить волосы, нам позволено изящно состариться до возраста éminence grise-dom. Но что будет, если мы постоянно будем забывать, что для того, чтобы поделиться экраном, вам нужно нажать зеленую кнопку, а затем синяя кнопка, и продолжайте говорить “ " Вы меня видите?” когда, конечно, они могут видеть вас и облажаться, когда мы переключаемся между видом галереи и видом динамика (что, вы должны признать, довольно запутанно, так как если вы находитесь в режиме просмотра галереи и наводите курсор мыши в правом верхнем углу экрана, кнопка говорит “вид динамика”—что означает не “это то, что вы находитесь”, а “Нажмите здесь, и это то, что вы получите”)? Неужели весь наш штат старших преподавателей превратится из мудрецов, которые больше, чем жизнь, в маленьких париек в дурацких шапочках?
•
Я делаю пробный зум-прогон с двумя моими консультантами. Все идет как по маслу, пока я не пытаюсь поделиться на экране документом, который планирую показать своему классу ВАО. Они ничего не видят.
Я гуглю " zoom screen share.- Я снова тренируюсь, на этот раз с мужем. Бинго.
•
Ген Z-это рыба. Экраны - это вода. Я ожидаю, что мои ученики будут знать все о Зуме только потому, что.
Но за несколько часов до моего первого урока один из моих студентов ВАО написал электронное письмо, чтобы спросить, Может ли он практиковать свою презентацию Оскара Уайльда на мне. (На этой неделе мы читаем De Profundis письмо, которое Уайльд написал своей возлюбленной, когда был заключен в Редингскую тюрьму.) Если я правильно понимаю, Марк пытается совместить общий экран, виртуальный фон и зеленый экран, чтобы разместить изображение Уайльда, которое он скотчем приклеил к линейке, которую он держит перед своим лицом, перед изображением библиотеки в Тринити-колледже Дублина, альма-матер Уайльда. (Мои ученики-ничто, если не считать честолюбия. Результаты смешанные: я вижу книжные полки и нечто эктоплазматическое, парящее в пространстве, но не Оскара Уайльда.
•
Когда я нажимаю на ссылку увеличить за две минуты до начала урока, мое сердце бьется быстро. Это в основном беспокойство, но я также взволнован, увидев своих студентов, особенно умную, забавную, взаимоподдерживающую группу очень хороших писателей.
Вот они, все 12 человек, выскакивают один за другим на мой экран, точно так же, как они прибывали в Линсли-Читтенден 212 через равные промежутки времени, некоторые прогуливаются рано, некоторые прибегают поздно и задыхаются, потому что их предыдущий класс был на Сайенс-Хилл. Саймон, Лили, Джек, Бритт, Эллиот, Грейс, Наоми, Елена, Эмма, Марк, Шарлотта, Майкл. Там много машут руками. Они так рады видеть друг друга! И я так счастлива видеть их. Только когда их знакомые лица оказываются передо мной, я полностью осознаю, как сильно я скучала по ним, и беспокоилась о них, начиная с нашего последнего урока три недели назад.
Они расположены в три ряда по четыре, причем мой прямоугольник находится в верхнем ряду, а Лили, 13-й прямоугольник, висит внизу. Каждый прямоугольник-это миниатюрная сцена. Некоторые из моих учеников сидят за партами, некоторые отдыхают на диванах или кроватях, одна сидит, скрестив ноги, на полу своего подвала. Некоторые из них хорошо освещены; некоторые вырисовываются на фоне окон; некоторые сидят в темноте, глядя на экраны ноутбуков, которые освещают их лица, как если бы они были ведьмами, склонившимися над котлами. Некоторые из них более пикселизированы, чем другие, в зависимости от качества их Wi-Fi; Елена как бы размазана и движется рывками. Стены у Бритт голубые. У Грейс они персикового цвета. Если я прищурюсь, сетка масштабирования выглядит очень похоже на обложку книги, которую мои родители подарили мне на Рождество, когда мне было 14 лет, иллюстрированную картиной из серии "волшебные квадраты" Пауля Клее.
Вот как выглядят мои ученики в галерее. С точки зрения говорящего, говорящий занимает большое окно, а все остальные уменьшаются в миниатюры или полностью исчезают.
Мы тратим первые 10 минут на регистрацию. Я восклицаю: "вот откуда я говорю!” Я собираюсь показать фотографию своего дома, стареющего фермерского дома в Новой Англии, но вместо этого по ошибке делюсь обоями рабочего стола, фотографией моих детей, путешествующих с рюкзаком в штате Вашингтон.
Мои ученики идут следом. Я ожидаю, что они будут говорить в той же последовательности, что и их маленькие прямоугольники, начиная с верхнего левого края экрана, но я обнаруживаю, что прямоугольники расположены по-разному на каждом из наших экранов, и нет никакого эквивалента масштабирования “ходить вокруг стола".” Я должен называть всех по именам.
Все, кроме двоих, вернулись домой и живут с родителями. Они сияют из Коннектикута, Массачусетса, Нью-Йорка, Нью-Джерси, Мэриленда, Северной Каролины и Калифорнии. Наоми говорит нам, что она делала большую часть приготовления пищи; ее отец держится подальше от кухни, потому что его босс был диагностирован Covid-19. Бритт не выходила из дома уже две недели. Джек ходил на пробежки со своей матерью. Эмма и ее семья играли в настольные игры. Лили хорошо играет в пинг-понг.
Презентация Марка об Оскаре Уайльде проходит (почти) без сучка и задоринки. Большую часть времени Уайльд безукоризненно парит перед библиотекой Тринити, Ладгейт-Серкус и Редингской тюрьмой, среди других фонов, хотя иногда он исчезает, и Марк говорит: “Упс.”
Каждую неделю в ВАО мы обсуждаем старую работу (написанную не менее 40 лет назад) и новую работу. Уайльд-наш старший автор. Новая работа этой недели-эссе одного моего бывшего студента из Нью-Йорка о суде над его матерью и заключении ее в тюрьму за преступление, которое она могла совершить, а могла и не совершить. Виктор присоединяется к нам через зум. По предварительной договоренности он приходит через полчаса после начала занятий—наш 14-й прямоугольник. Мои ученики засыпают его вопросами. Когда я спрашиваю, как его семья, Виктор делает паузу и говорит, что оба его родителя заражены коронавирусом.
В сегменте "практикум" ближе к концу каждого урока ВАО мы проводим полчаса или около того, обсуждая студенческое эссе. Обычно автор раздает печатные экземпляры и читает их вслух. Общий экран позволяет нам посмотреть на эссе Бритт, которое я прокручиваю, пока ее миниатюра читает его нам. Это удивительно похоже на обычный семинар.
В конце урока мой муж и мой сын входят с гитарами и поют моим ученикам “собери свои печали”. Все хлопают и улюлюкают.
Через несколько минут мы с Виктором встречаемся. Он говорит, что не хотел говорить классу, что, хотя у его матери легкий случай, состояние отца серьезное. Неделю назад его увезли на машине скорой помощи в больницу Элмхерст в Квинсе.
•
В тот вечер я сказала мужу, что занятия прошли лучше, чем я ожидала, но я беспокоюсь за Виктора.
•
Директор по творческому письму запускает поток электронной почты, на котором мы, учителя, можем поделиться своим опытом масштабирования.
Драматург, обращаясь к своим” сестрам и братьям в Зуме", пишет, что его первый урок был похож на так называемое первое свидание. Его экран застыл (проблемы с пропускной способностью), и ему пришлось перезагрузиться полдюжины раз.
Один писатель говорит, что у него есть один студент, который вернулся домой в Китай, на 12 часов раньше нас, и еще один с сильно ограниченным доступом к Wi-Fi.
Поэт рекомендует использовать два ноутбука, чтобы смотреть на студенческие работы на одном экране, одновременно увеличивая масштаб на другом.
Искусствовед пишет, что в ее классе появился приглашенный директор по изучению танцев, который провел студентов через “прохождение и толкотню, будучи ограниченным маленькой квартирой”, танец, поставленный Ивонной Райнер, который включает в себя лазание по кроватям и диванам.
Все ободряют и помогают. Очень трогательно слышать, как лауреаты Пулитцеровской премии делятся своими кибер-советами. Но прежде чем мы сможем слишком погрязнуть в протоколах Zoom, директор Университетской журналистской инициативы напоминает нам, почему мы пишем здесь учителя. Он говорит нам, что точно так же, как врачи являются первыми спасателями в чрезвычайных ситуациях, так и журналисты, поэты и романисты. Студенты тоже, пишет он, “призваны понять, чего требует от них настоящий момент. Я пытаюсь сказать им, что их работа важнее, чем когда-либо, что мир нуждается в том, чтобы они продолжали работать над своим ремеслом.”
•
Когда я готовил свой первый урок Зума, я не стал возиться с программой, потому что студенты уже начали читать, но после этого я отправил им электронное письмо: в течение следующих четырех недель я должен отказаться от некоторых чтений и заменить их написанием, связанным с пандемией?
Я удивлен, что ответ почти единогласный-нет. Мои ученики говорят, что они уже тонут в “коронном содержании” и не имеют большого желания больше. Они не только хотят, чтобы список чтения оставался точно таким же, они даже хотят продолжить занятия по грамматике в классе. Я спрашиваю, Может ли изучение разницы между “тем” и “тем” ощущаться как игра на скрипке, пока горит Рим. Нет. Я заключаю, что все остальное в их жизни перевернулось с ног на голову, и они хотят, чтобы одна маленькая часть этого оставалась знакомой.
•
Но я знаю, что должен кое-что изменить.
Смотреть на экран утомительно. Моим ученикам—и мне-нужно больше перерывов.
Им трудно понять, когда говорить. В комнате для семинаров они сканируют друг друга в поисках тонких сигналов языка тела и инстинктивно уступают пространство для разговора однокласснику, который набирается смелости что-то сказать. На зуме, если я задаю открытый вопрос, адресованный классу в целом, наступает тишина, в то время как все вежливо ждут ответа. Они говорят мне, что не хотят использовать функцию "поднять руку", которая поднимет цифровую руку на моем экране и предупредит меня, чтобы я позвонил им, но иногда они неохотно поднимают свои настоящие руки, которые я вижу в галерее. Я решаю задавать более конкретные вопросы и направлять их конкретным студентам.
Я понимаю, что мне нужно включить регистрацию в начале каждого занятия, чтобы убедить меня, что они в порядке, а также дать им возможность высказаться. “Как у тебя дела?- оказывается, слишком расплывчато. Я придумываю пары плохих и хороших вещей: расскажите нам что-то на прошлой неделе, что было трудно, и что-то, что вы узнали. Расскажите нам о моменте, когда вы не были лучшим собой, и о моменте, когда вы были. Я тоже отвечаю.
Мне нужно чаще прерывать усыпляющий поток пикселей. Общий доступ к большему количеству изображений и документов поможет вам. Мне как-то удалось выжить до сих пор, не изучая PowerPoint, но время пришло.
Я прошу мужа и сына в конце каждого урока провожать нас с музыкальной кодой.
Все это лишнее съедает наше время. ВАО-это смесь семинара, практикума и лекции. Что-то должно дать. Сейчас самое главное-дать возможность студентам поговорить. Я смотрю в свои конспекты лекций и режу, режу и режу.
•
Следующий класс-meh. Мне скучно, и моим ученикам тоже скучно.
Я говорю своему мужу, что я плохой учитель Зума, и поскольку все, что у нас есть, это зум, это означает, что я плохой учитель.
•
Мои ученики такие грустные. Они знают, что другим приходится труднее, что пандемия сильнее всего давит на общины с наименьшими ресурсами. Один студент обеспокоен тем, что потеря работы в сочетании с нежеланием правительства штата отменить арендные платежи приведет к массовым выселениям и нехватке продовольствия в Нью-Хейвене. Другой, доброволец из организации, которая делает бесплатные поставки клиентам из группы риска, читал заметки на их заказах на лекарства и детские смеси, говоря, что они боятся умереть. Позже она пишет мне по электронной почте, что она и ее друзья проводят много времени, “говоря о том, как нам повезло и как дерьмово мы себя чувствуем из-за отсутствия лучших ответов на наши собственные вопросы, а затем как дерьмово мы себя чувствуем из-за того, что все еще грустим обо всех поверхностных вещах, которые мы упускаем из нашей старой жизни.”
Есть много чего упустить. Их летние рабочие места и стажировки были отменены. Их пьесы были отменены. Их 21-й день рождения был отменен. Их картины лежат наполовину законченными в художественных мастерских. Их учебники и любимая одежда находятся в их комнатах в общежитии, потому что они не думали, что они понадобятся им во время весенних каникул. У них есть депрессивные звонки с зумом с друзьями, которых они не могут обнять.
Это хуже всего для старшеклассников. Выпускная весна - лучшее время, которое они когда-либо проведут в колледже, время, чтобы укрепить дружбу и проверить свои списки ведер и попытаться связаться с людьми, которых они всегда считали вне своей лиги, потому что это сейчас или никогда. Они пропустят выпускную неделю: вечер в баре, последний шанс потанцевать, День Службы,пикник для выпускников. Они пропустят начало занятий.
А потом они выйдут на иссохший рынок труда.
•
Отец Майкла теряет своего двоюродного брата.
Елена теряет своего дедушку.
Отец Виктора умирает в больнице Элмхерста.
•
Подруга-психотерапевт, ныне телетерапевт, говорит, что во время сеансов Зума получает от своих пациентов много непреднамеренной информации—социально-экономический статус, вкусы в интерьере. Когда мои ученики Зумируют из своих гостиных, я узнаю о вкусах их родителей; когда они Зумируют из своих спален, я узнаю об их вкусах, когда они были в средней школе. (У Марка много спортивных вымпелов.) Только два студента, которые не поехали домой на весенние каникулы и застряли в квартирах за пределами кампуса, в одном случае за океаном от своей семьи, сидят на подержанных диванах. купили, перед плакатами их развесили.
Конфиденциальность-это проблема. Некоторые из них пишут о тех самых людях, с которыми они сейчас живут, или о тех аспектах своей жизни, которые могут причинить боль их родителям. Одна студентка работала над сочинением ВАО за обеденным столом, готовая захлопнуть ноутбук, если кто - нибудь пройдет мимо нее. Другой попросил родителей выгулять собаку, пока он читал вслух пьесу в одной из наших мастерских.
Мои взрослые дети тоже дома. Сюзанна посещает медицинскую школу из комнаты для гостей. Генри, который вернулся домой с Аляски через пять аэропортов и, проходя через третий, получил электронное письмо, сообщающее ему, что его работа в штате Мэн была отменена, делает внештатные репортажи из столовой. Когда Сюзанна звонит по громкой связи, она включает аппарат Белого шума. Когда Генри проходит собеседование по поводу работы в Zoom, он велит мне оставаться наверху с закрытой дверью и одалживает мне свои наушники Beats. Перед очередным собеседованием (для работы, где он тоже будет учителем Зума) он так настаивает на уединении, что мы с Джорджем закрываемся в спальне и ложимся спать.
Преподавание в моем классе помогает мне понять разочарование моих детей от того, что им навязывают зависимость, когда они овладевают независимостью. Мои ученики говорят, что они были нетерпеливы со своими родителями, дистанцировались в разговорах с ними, свирепо смотрели на них, издавая “пренебрежительные звуки”. Но они также беспокоятся о них-идут на заправку, потому что не хотят, чтобы их родители выходили из дома, желая, чтобы их мамы не забирали продукты для пожилых друзей или не появлялись на работе в банке.
•
Я Зумирую с одним из моих бывших студентов, младшим, чье образование финансируется федеральными грантами для студентов с исключительной финансовой потребностью. Его мать, чья работа сопряжена с высоким риском заражения коронавирусом, попросила его покинуть квартиру, которую они обычно делят, потому что она боится заразить его. Он говорит со мной из комнаты, которую снял в доме на семь человек, с одной ванной и частым дефицитом туалетной бумаги.
•
Однажды вечером мы с Джорджем и Генри смотрим "День сурка", который, как ни странно, никогда раньше не видели. Это идеальный карантинный фильм. Герой, напыщенный телевизионный синоптик, вынужден жить одним и тем же днем снова и снова. Поначалу он впадает в отчаяние, но после того, как напивается, грабит банковский грузовик, устраивает неудовлетворительные свидания на одну ночь и пытается все более экстравагантные формы самоубийства, он решает стать продуктивным-рассматривать свою монотонную жизнь не как ограничение, а как возможность для роста. За тысячи лет он изучает французский язык, лепку из льда и буги-вуги на фортепиано.
Мои ученики забывали, какой сегодня день, не могли сосредоточиться, слишком много времени тратили на тик-ток, ели слишком много желе, не ложились спать до 6 утра. Но по ходу семестра они также учатся делать стойки на руках, пользоваться одолженной зеркальной камерой, готовить пасту с лимонным маслом и чоризо и играть “вот идет Солнце” на гавайской гитаре. Они шьют маски, пекут хлеб, смотрят старые семейные фотографии с родителями, устраивают зум-Седер с родственниками, украшают дом на Пасху, пока их мама спит, вычитывают тезисы своих друзей и проводят зум-уроки о том, как дать самоуправляемый кайф. И они пишут, как демоны.
•
Я замечаю странную вещь о Зуме: чтобы создать у людей впечатление, что вы смотрите в глаза, вы должны смотреть не на них, а на маленький объектив камеры в верхней части вашего компьютера. Их изображения расположены ниже. Если вы посмотрите на них, вы не будете выглядеть так, как будто вы смотрите на них.
Еще одна странная вещь: я могу видеть себя, когда преподаю. Это завораживает. Как я прожил 66 лет, не зная, что когда я говорю, правая сторона моего рта ниже левой?
Я читал статью Тома Форда о том, как хорошо выглядеть на Zoom. Он предлагает поднять компьютер так, чтобы камера была немного выше вашей головы. В качестве эксперимента я ставлю на стол деревянный табурет, а на табурет-ноутбук. Боже, я выгляжу намного лучше! У меня уже много лет не было такого количества подбородков. Но с этой выгодной позиции видны не только те, что лежат на моем столе, но и колеблющиеся стопки незапечатанных бумаг на полу. Что хуже - выглядеть старым или неряшливым? Я убрал табуретку.
Позже, возясь с настройками видео, я натыкаюсь на опцию под названием "подправить свой внешний вид". Я нажимаю на нее. Я не вижу разницы.
Одно из преимуществ Zoom заключается в том, что, поскольку видна только моя верхняя четверть, я могу вести занятия в тапочках.
•
Друг, который преподает в другом университете, говорит мне, что было изобретено новое слово на идише: oysgezoomt, “чрезмерно подверженный Зуму”, как в “Ich bin azoy oysgezoomt!("Я так устал от зума!”)
•
Как всегда, мои ученики читают каждую неделю и имеют твердое мнение об этом. Они делятся на Элизабет Вюртцель (одни находят ее потрясающе храброй, другие-отталкивающе эгоистичной) и Максин Хонг Кингстон (одни находят ее яркой и образной, другие-цветистой). Почти все любят нору Эфрон, Брента Стейплза, Мэри Маккарти, Джоан Дидион и, к моему удивлению, Чарльза Дарвина, который, напомню им, потерпел неудачу во всем, что хотел сделать его отец, и все же стал Чарльзом Дарвином.
Мои студенты используют Zoom для своих авторских презентаций. Эллиот умело переключается с слайдов PowerPoint на видеоклип Эфрона, дающего вступительную речь Уэллсли в 1996 году, в которой она говорит, что, когда она была студенткой Уэллсли, ей сказали сделать что-то с ее акцентом Нью-Джерси, хотя она выросла в Беверли-Хиллз. У Грейс самой этой весной не будет выпускного экзамена, но она хочет отпраздновать выпуск, поэтому она показывает список девяти почетных степеней Маккарти, наложенный на видео, где выпускные шапки подбрасываются в воздух.
Они используют зум функция чата для ввода комментариев без необходимости прерывать занятия—извиняясь, появляется и исчезает, потому что вай-фай проблемы, предоставляя ссылку на соответствующее видео на YouTube, или, когда Джек упоминает, что книга в верхней его после окончания чтения списка Мидлмарч, пишет “чертовски GOOOOODD!”
Класс получает меньше meh.
•
Я узнаю больше о своих учениках. Во время перерывов в моем обычном классе, после того как они возвращались из Старбакса или ванной, они собирались на лестничной площадке перед классом, в то время как я оставался внутри. Я понятия не имел, о чем они говорили. Теперь, если они захотят потусоваться друг с другом после того, как принесут миску Чирли из кухни, они тоже застрянут со мной. Пока они ждут, пока соберется весь класс, я слышу, как они обсуждают свои любимые группы и музыкальные фестивали, свою неизменную преданность Dungeons & Dragons, Лучший способ очистить сваренное вкрутую яйцо и используют ли парни кондиционер для волос. (Саймон так и делает. Марк-нет.)
•
Я становлюсь лучше в Зуме.
Я гуглю инструкции для “включения передачи файлов на собрании”, “поиска и просмотра записей” и “как изменить макет видео?"(Почему Zoom делает заглавную букву “The”?) А потом, поскольку я Бумер, я распечатываю их все.
В обычном классе ВАО я встречаюсь с каждым из моих студентов в течение часа каждые две недели, чтобы отредактировать их работу вместе за компьютером в моем офисе колледжа. Я отправляю электронное письмо в отдел образовательных технологий, чтобы спросить, могу ли я сделать это через Zoom. Смогут ли студенты увидеть, как я редактирую в режиме реального времени? Будет ли это работать, даже если я использую WordPerfect, приложение для обработки текстов, которого у них нет? Ответы (да и да) приходят от Тимберли, одного из притворных учеников в классе Брайана Зума. У меня такое чувство, будто я переписываюсь со звездой инди-кино.
Я учусь пользоваться секционными комнатами. Во время одного занятия я разделяю своих студентов на две группы и даю им пять минут, чтобы они прочесали “несколько слов о груди” Эфрона для 10 источников юмора, которые мы обсуждали ранее в этом семестре. Это охота за мусором. Иди!
Когда я действительно делаю ошибки—даже когда я пытаюсь показать видео, и Наоми должна напомнить мне, чтобы я нажал кнопку " Поделиться компьютерным звуком”, прежде чем Я нажимаю кнопку "поделиться экраном" - мои ученики прощают меня. Ведь исполнительская тревога идет вразрез с духом ВАО. Я много раз говорил им, что хорошее письмо от первого лица требует уязвимости. Эпиграф в верхней части нашего учебного плана-это отрывок Монтень, в котором он заявляет, что, когда он пишет эссе, он стремится быть настолько “цельным и полностью обнаженным”, насколько это позволяет цивилизация. Если мои ученики готовы поделиться своими секретами в своих письмах и пригласить меня в свои дома через Zoom, случайная глупая шапка не убьет меня.
•
В начале одного занятия мы показываем друг другу наших питомцев, в том числе и рыб.
•
Я начинаю раздражаться из-за Зума. У нас с Джорджем есть "зум-завтрак" с парой, с которой мы близки. Муж, консультант колледжа, рассказывает нам, что, когда он был на встрече Zoom с группой родителей, батарея его ноутбука разрядилась, и он угостил всех экскурсией по своему дому (причудливые ракурсы, раздраженный супруг), пока искал свое зарядное устройство. “В следующий раз, - говорю я ему, - ты можешь просто нажать стоп видео внизу слева!”
•
У большинства моих учеников плохие новости, но есть и хорошие.
Марк выбран журналом Report for America для освещения небольших городов в сланцевой и фермерской стране для газеты Victoria Advocate, второй старейшей газеты в Техасе.
Грейс узнает, что ее работа в агентстве талантов не была отменена в конце концов. Он просто будет иметь более позднюю дату начала.
Эллиот слышит, что ему разрешат пройти летнюю стажировку в "Лос-Анджелес Таймс" дистанционно.
Саймон, который хочет стать стендап-комиком, был выбран перед весенними каникулами, чтобы объединиться с Оскаром, студентом, которого я учил в прошлом году, чтобы сделать “комедийное отражение” во время выходных на выпускном. После того, как университет вышел в интернет, они предположили, что он будет отменен. Но им говорят, что они могут записать его в виде диалога масштабирования—один прямоугольник в Коннектикуте, один в Южном Центральном Лос—Анджелесе-который будет размещен на веб-сайте старшего класса. Это не то же самое, что выступать перед живой аудиторией из 10 000 человек, чей смех они могут услышать. Но это уже кое-что.
•
Консультант спрашивает, не назначу ли я встречу с зумом под предлогом “догнать” ко Лина, бывшего студента. Истинная причина заключается в том, что ко Лин будет прослушиваться для тайного общества кампуса. Обычно прослушивание проходило в клубе общества, известном как “гробница”, но в этом году оно будет виртуальным. Это должно быть сюрпризом. Ко Лин нажмет на ссылку масштабирования в назначенный час и вместо меня увидит улыбающиеся лица 15 членов общества, приветствующих ее в лоно церкви.
Единственная проблема заключается в том, что ко Лин находится в Сингапуре. Мне поручено установить масштабирование в 18: 30 по восточному времени, то есть в 18: 30 по сингапурскому времени. Я чувствую себя садистом. Зачем кому-то понадобилось встречаться с бывшим учителем в 6:30 утра? К моему удивлению, она говорит "Да". Хотя иностранные студенты могут посещать свои виртуальные занятия "асинхронно", просматривая записанные видео, ко Лин не спит всю ночь, поэтому она может участвовать в реальном времени. Она говорит, что 6: 30-это прекрасно.
•
Мои ученики не будут получать оценки. Все занятия в этом семестре будут сданы / провалены.
Первоначально администрация Йеля постановила, что любой студент может отказаться от оценок до последнего дня экзаменационного периода, что является гораздо более гибкой политикой, чем обычно. Поначалу я считаю, что это достаточно мягко. Когда восемь кампусных периодических изданий выступают за обязательные пропуска для всех, без каких-либо буквенных оценок, я не уверен, что это справедливо. В своих собственных классах я не поклонник оценок—я думаю, что они заставляют хороших писателей меньше рисковать—но почему студенты, которые усердно работали, должны быть лишены шанса заработать пятерку, если это важно для них?
В течение семестра я меняю свое мнение. Некоторые из наших студентов заканчивают свои занятия в отдельных спальнях в комфортабельных домах, в то время как их родители работают дома и получают еду. Другие занимаются домашним обучением своих братьев и сестер в тесных квартирах с больными родственниками, в то время как их родители работают на основных работах, и посещают уроки масштабирования из ванной комнаты или с ревом телевизора. Все эти студенты будут соревноваться за одну и ту же работу, как только они закончат учебу.
Университетское игровое поле никогда не бывает ровным, но, по крайней мере, в кампусе студенты живут в одних и тех же общежитиях, едят одну и ту же пищу и учатся в одних и тех же библиотеках. Если они могут выбрать, чтобы получить оценки, я подозреваю, что более привилегированные будут с большей вероятностью делать это. Они, вероятно, приземлятся на ноги в любом случае, независимо от того, получат ли они пятерку или пропуск. Когда опрашивают профессорско-преподавательский состав, я голосую за всеобщий пропуск / провал.
Семьдесят процентов студентов тоже так думают, и 55 процентов преподавателей тоже. Один из 45 процентов опрошенных говорит газете Yale Daily News, что теперь, когда студенты знают, что они почти наверняка сдадут экзамен, они “отключатся” от своих занятий.
•
Мои ученики не отстраняются. Каждый из них посещает каждый класс и сдает каждое задание, почти всегда вовремя. (Майкл представляет одну из своих работ с небольшим опозданием, потому что она должна быть написана на следующий день после его диссертации по физике: “Сцинтилляция и ионизация взаимодействий альфа-частиц в жидком ксеноне.”)
Для своих последних заданий, над которыми они работают больше месяца, каждый из них пишет по 3000 слов о каком-то аспекте своей личности. Еще в январе мы все дали обет конфиденциальности: мы не будем делиться сочинениями, написанными в классе, и обсуждать их темы. Я просто скажу, что некоторые из эссе о личности имеют дело с пандемией, а некоторые-нет.
Каждому студенту был назначен "партнер по идентификации" - одноклассник, который служит им в качестве болельщика, их звучащей доски и, после завершения первого черновика, их редактора. Несмотря на то, что оценки больше не ставятся на карту, они остаются в постоянном контакте со своими партнерами по идентичности, отвечая в любое время на различные вопросы: Является ли структура моей пьесы слишком сложной? Это что, название дрянное? Есть ли переходы нервные? Является ли этот тон самовозвеличивающим? Может быть, от начала следует отказаться? Может быть, концовка будет сдана в утиль? Есть ли смешные части смешно? Респонденты всегда настроены обнадеживающе, хотя иногда их беспокоит, получают ли их партнеры достаточно сна.
Я начинаю понимать, что самые важные вещи в классе происходят вне класса. Это вещи, которым зум не может ни способствовать, ни препятствовать. Если следующей осенью я снова буду преподавать виртуально, я уверен, мы справимся, но все будет сложнее. Эти 12 студентов знали друг друга еще до того, как покинули кампус. Два месяца их близости создали сообщество, достаточно сильное, чтобы пережить географическую рассредоточенность. Они продолжают поддерживать сложную сеть общения по электронной почте и тексту, а также на нашем веб-сайте класса, где они читают эссе друг друга и оставляют длинные, подробные комментарии. Слова и фразы, которые они используют, включают в себя” потрясающе“,” впечатляюще“,” честно“,” тревожно“,” точно“,” элегантно“,” красиво“,” мудро“,” ловко“,” напряженно“,” ярко“,” обморок“, " БАМ!,” “этот кусок звучит как Х5,” “ты убил его”, “вы просто прекрасно справились с этой задачей,” “хахаха О боже мой” “Боже мой,” “святое дерьмо это удивительный”, “любовь любовь любовь” и “Wowowoowow!!”
Мои ученики всегда получают удовольствие от работы друг друга, но я не могу припомнить другого класса, чья взаимная похвала была бы столь бурной. Тысячи миль, разделяющие их, кажется, усилили неэмоциональное тепло, которое они проявляли вокруг нашего семинарского стола. У них есть потянуться. Они постоянно описывают, как они связаны с писательством друг друга: их бросало в дрожь; у них мурашки по коже; они чувствовали, что находятся в трансе; они чувствовали, что автор читает их мысли; они смеялись так сильно, что их папа позвонил сверху и спросил, все ли с ними в порядке, потому что он думал, что они рыдают; они хотят видеть автора, но “проклятый карантин.”
Части идентичности потрясающие.
•
Я благодарен, что у меня есть работа. Я благодарен, что могу сделать это из своего дома. Я благодарен, что зум позволяет мне это делать.
•
В день нашего последнего занятия в нашем штате было зарегистрировано 23 100 случаев заболевания Covid-19.
Саймон обзавелся ирокезом.
Джек побрился наголо.
Шарлотта с нетерпением ждет весны.
Бритт проспала последнюю встречу одного из своих любимых классов и особенно расстроена, потому что причина, по которой она проспала ее, заключалась в том, что она не спала всю ночь, занимаясь чтением.
Бритт-младшая, так что в следующем году у нее будет больше занятий. Для пятерых старшеклассников это занятие-в четверг днем, с 2: 30 до 5:20—их последнее занятие в колледже.
В течение этих двух часов и 50 минут я иногда думаю о классе, который должен был состояться сегодня в Linsly-Chittenden 212. Мне очень многого не хватает. Например, звуки. Большинство моих студентов вежливо отключают звук, когда они не разговаривают, чтобы уменьшить фоновый шум (хруст картофельных чипсов гораздо громче, когда вы находитесь в футе от микрофона, чем когда вы находитесь на другой стороне семинарского стола), что означает, что когда Эмма говорит, как ей грустно прощаться с выпускными друзьями через Zoom, а Марк говорит, что его бабушка потеряла ориентацию во время карантина, вы не слышите мягких выдохов сочувствия. Я также скучаю по запаху мела, когда пишу цитату недели на доске. (Я показываю его на экране сегодня, как и в течение последних четырех недель.) И я скучаю по близости, которая позволяет моим студентам стащить крендель с человека, сидящего рядом с ними, или наклониться, чтобы увидеть пакет курса, если они забыли принести свой, или если кто-то смотрит вниз, прикоснуться к их плечу.
Тем не менее, треск последнего дня ощущается почти так же. От смеха кружится голова, и в воздухе витает электричество, хотя оно и не распространяется по столу, а прыгает от прямоугольника к прямоугольнику.
•
На Пасху мой муж присутствовал на богослужении Zoom, организованном нашей местной церковью. "Органист" играл на автоарфе из своего дома. Проповедь священника шла из ее дома, часто прерываемая телефонными звонками. Собравшиеся пели все пять стихов “Иисус Христос Воскрес сегодня " с приглушенными микрофонами, чтобы избежать задержки времени видеоконференции. В конце, когда были вознесены молитвы за тех, кто был болен, и были разделены источники благодарности, один из прихожан Зума сказал, что он благодарен за килбасу.
Мой последний урок похож на ту пасхальную службу. Это неловко, неуклюже и слегка комично, но сидеть за столом—реальным или виртуальным—с 12 молодыми людьми, которые верят в важность писательства, особенно в трудные времена, все еще кажется священным.
В 5: 20 я неохотно нажимаю синюю кнопку с надписью " конец встречи для всех.”
Комментарии
Отправить комментарий